Ведьма княгини - Страница 104

104

Ночная битва была бестолковой. Где-то кричали командиры, кто-то орал от страха, кто-то от боли и мучительного ужаса. От испуга взрослые мужчины, закаленные походами, с трудом сдерживали желание по-детски кричать. Оставалось только сражаться – не за победу, а за жизнь, когда против тебя выходит сама смерть.

Волхв Малкиня сражался вместе с другими. Никогда раньше не умевший воевать, не обучавшийся искусству схваток, он понял, что только так он сумеет уцелеть в направленном против них чародействе. В чем-то ему было даже легче, чем иным, он успевал ощутить рядом это мысленное голодное желание – жрать, жрать, жрать! Именно это вело поднятых волховством мертвых – вечный голод смерти.

Когда все только начиналось, Малкиня так испугался, что тоже побежал, но споткнулся в темноте и рухнул. И тут же рядом это голодное желание, живой труп уже стоял над ним. Спас Малкиню один из новгородских ополченцев. Малкиня во мраке успел разглядеть его длинную бороду и остриженные по-новгородски в кружок волосы, даже ощутил шедший от него чесночный дух. Новгородец с силой пронзил мертвого, тот вроде стал заваливаться. Ополченец решил, что все, стал помогать упавшему волхву, но, оказалось, не уразумел еще, как мертвых разить надо. Желание в проткнутом мечом покойнике словно усилилось, – жрать, жрать, жрать! – он успел подняться и просто сорвал голову новгородца с крепкой шеи, теплая кровь обдала брызгами Малкиню. Не успев встать, он прямо на четвереньках пополз прочь, не заметив, когда его рука почти машинально сжала выпавшую из руки новгородца рукоять меча. Мертвец пошел следом, еще чавкая вырванным из тела живого теплым мясом, тянулся к Малкине. И тогда ведун ощутил невероятную ярость. Сам не заметил, как вскочил, откуда и силы взялись, так полоснул голодного упыря новгородским палашом. Мертвый древлянин был в меховой накидке, она несколько смягчила удар, пришлось опять его ударить – теперь по непокрытой голове. Хрястнуло так, словно короб пустой перерубал, но твердый короб, сила удара отдалась в плечи. А Малкиня опять рубил, слева и справа, пока покалеченное мертвое тело не рухнуло, пока вой голода не затих. Но и перевести дух было некогда, ибо желание сожрать уже ощущалось сзади. Даже чесночным духом пахнуло от успевшего только что подняться погибшего новгородца. И тут Малкиня, как будто всю жизнь дрался, стиснул зубы и ловко, без поворота, ударил тесаком назад. Еще раз убил и стал полосовать. Своего-то спасителя и резал… Мерзко было. Но и злость возникла такая, что на следующий голодный призыв прыгнул сам, и развернуться мертвому не позволил. Рубил, колол, отпихнул в сторону отпавшую от плеча руку, лягнул оседавшее тело. На миг опять рухнул, едва не взвыл, ощутив под собой чье-то мертвое тело. Воистину мертвое, холодное и неподвижное. И только через миг с каким-то удивлением понял, что это Стоюн, дружинник Свенельда, которого тот не смог оживить. Но и чародейство древлянское не подняло. Оказывается, христиане и мертвыми не поддаются чужой магии.

Позже Малкиня плохо помнил события той ночи. Ночная битва представляла собой то гонку мертвых за живыми, то наскоки живых на мертвых. Людей спасала их ловкость, и постепенно они стали побеждать. Малкиня мельком видел Свенельда, тот постоянно кричал своим людям, подбадривал, даже в схватках не переставая кричать, что в живом человеке много сил, гораздо больше, чем в нежити. Его голос уже осип, но, казалось, для всех было важно, чтобы он звучал. А уж мертвых он приманивал, как мед диких пчел. Они отступали от намеченных жертв и начинали двигаться в сторону, откуда долетал голос посадника. А уж он разил их…

«Ништо, живой воды нахлебался, сил у него немало! – с каким-то раздражением подумал Малкиня, у которого уже и руки задеревенели, его шатало. В какой-то миг они почти столкнулись со Свенельдом, в полумраке оба занесли оружие. Потом узнали один другого, и Малкиня различил блеск зубов улыбающегося посадника.

– Ах ты, тихоня, ведун смазливый, – почти весело прозвучал голос варяга. – Не струсил, не свалил в свои чащи.

В следующий миг Свенельд и думать забыл о Малкине. Рядом сипло стонал нежить, он пошел на него, почти в прыжке повалил, и пока мертвец мычал и переваливался, пытаясь встать, Свенельд уже опускал меч на голову другого. Почти надвое расколол, выругался грязно, узнав в убитом кого-то из «свежих» мертвецов, еще сегодня вечером стоявших у погребального костра, но тут же отвернулся и стал доканчивать поднявшегося с земли первого нелюдя. Оглянулся – немного не по себе стало, когда сразу несколько мертвых потянулись к нему из кустов. Кто-то сбоку чирканул его по звеньям кольчуги, Свенельд успел лягнуть, пятился от сразу нескольких наступавших. За спиной вдруг почувствовалось движение. Свенельд, рубя чьи-то руки сбоку, понял, что не успевает повернуться. Но нападения не последовало, очередного врага сразил кто-то иной, хорошо сразил, просто подрубив тому ноги, рубанул сверху.

Свенельд с легким удивлением понял, что это Малкиня. И несколько мгновений они сражались спина к спине. Когда настал миг передышки, привалились друг к другу, сипло дыша. Свенельд сказал:

– Хорошо, что Малфрида не дала мне тебя убить во время тризны по Игорю. Теперь понимаю, за что она тебя любит.

Малкине бы разобидеться, вспомнив прошлое, да подумать, отчего он недругу помогает, но он только засмеялся.

– Она и тебя любит, Свенельд. И похоже, я тоже знаю за что.

Так, смеясь, они и разошлись.

104