Так и просидели до вечера за разговорами. Малуша стала задевать Свенельда, играть хотела. И он – увидь кто, не поверил бы, – подкидывал ее на коленях, щекотал, чмокал в макушку. Малк озадаченно переглянулся с Малфридой, слегка нахмурился. Но тут же отвлекся, когда у него на руках захныкал Добрыня.
Малфрида на недовольство сына даже бровью не повела, зато Гапка подскочила, понесла менять пеленки, потом укачивала его на лавке за занавеской, напевала колыбельную. Под этот монотонный напев и Малуша стала подремывать, уложив темноволосую головку на колени матери.
Малфрида гладила ее по волосам, рассказывала:
– Я Малка отыскала, когда он тут уже знахарничать начал. Он ведь ведун, любую траву знает, любой настой умеет изготовить. Вот к нему люди и потянулись с подношениями, живем, не бедствуем. Ну и я когда помогаю.
При этом в ее темных глазах вдруг сверкнуло желтоватое пламя. И Свенельд понял – от чародейства своего ведьма не отказывается, но теперь оно на добро направлено. И все же при мысли, что она осталась такой же, как была, Свенельду отчего-то сделалось легче. Значит, она все та же, что и волновала его, и отпугивала. Но она одна такая.
Чтобы догадливый Малк не понял его помыслы, Свенельд быстро заговорил:
– Люди по-прежнему о тебе при Ольге вспоминают. Она ведь в полюдье еще, вот и идет весть, что ты при ней осталась – советчица и помощница. Якобы в стороне держишься, но если что, сразу рядом возникаешь, помогаешь, где советом, а где и чарами. И Ольга те вести не опровергает – так от людей к ней только больше уважения выходит. Но, думаю, пожелаешь вернуться, она с радостью опять сделает тебя своей чародейкой.
Малфрида рассмеялась. Подобное ей нравилось, однако потом так решительно замотала головой, что коса ее растрепалась, упала на плечи пышной массой, волнистые пряди будто зашевелились.
Малку же не понравилось предложение варяга, он помрачнел. Свенельд это отметил и будто виноватым себя ощутил. Да и уходить ему уже было пора. На дворе смеркалось, он погостил положенное время, надо было теперь оставить этих двоих. Убедился, как они счастливы, понял, что ничего ему тут больше не обломится, пора было идти заниматься своим делом. Он ведь один из сильнейших воевод Руси, ему иные заботы предстоят.
Когда прощался, Малфрида вызвалась проводить. Малк не стал перечить, да и пришли к нему люди, звали поглядеть хворого.
– Они все больше в потемках приходят, – поясняла Малфрида, неспешно ступая подле посадника между высокими соснами. Когда впереди сверкнула река и они остановились, добавила с легкой грустью: – Вроде как и уважают нас, но побаиваются. Люди всегда такие – боятся всего, что не по их разумению.
Свенельд вдруг повернулся к ней, сжал руки.
– Ну разве уживешься ты тут, Малфрида? Это тебе сейчас все любо, все интересно, все забавляет. Вон горшки и окошки расписываешь, находя себе занятие. А что потом будет? Ты ведь сильная, ты проявить себя захочешь. Твое место не среди простых людей.
Она резко вырвала свои руки:
– А где мое место, Свенельд? Я и с нежитью пыталась жить и среди людей. Теперь вот здесь живу – и с людьми и с духами. Ты вон и не заметил, что нам боровик дорогу перешел, а я его приветила кивком. Я тут со всеми. И кажется мне, что всегда так желала. И радостно мне, что и человек я, и нежить. Не пугает больше.
– Долго ли так протянешь? Женой быть – это одно, а ведьмой – другое. И ты все время будешь на меже, все время будешь мучаться выбором.
Она медленно глубоко вздохнула.
– Жизнь, как река, Свенельд, изменчивая и непредсказуемая. Всегда интересно узнать, что ожидает за поворотом. Пока же я нашла свою заводь. Вот тут и передохну… Я счастлива сейчас. Такой и оставь меня. А я сама разберусь, что и как.
Они помолчали в темноте. Где-то на реке плеснула рыба, воздух был прохладен, но Свенельду казалось, что от Малфриды веет жаром. И подумалось: какую женщину он потерял!..
Но Свенельд был достаточно благороден, чтобы заставить себя порадоваться за нее и за Малка. Сказал, что желает им счастья, обещался помогать. Ведь дочь его как-никак они растить будут.
«Опомнился, – усмехнулась про себя Малфрида. – Пусть теперь идет к своей Ольге. Вот кто ему пара!»
И не было в ее душе ни тени сожаления, когда в последний раз помахала Свенельду рукой.
Ирий – рай у древних славян; край вечной весны, где обитают боги, куда улетают на зиму птицы и встречаются души предков.
Чернобог – бог вечного мучения, который ожидает всех злодеев после смерти.
Речь идет о подписанном князем Игорем с византийцами (ромеями) договоре в 945 году.
Большак – проторенная наезженная дорога, по которой могут ездить телеги.
Кмети – профессиональные воины в дружине, лучшие дружинники.
Гонт – своеобразная деревянная черепица, навощенная маслом до блеска и красиво блестевшая на свету.
Гора – древнейшие поселения на Старокиевской и Замковой возвышенностях, где селились самые именитые бояре и воеводы, где располагался княжеский городок.
Макошь – женское божество плодородия и жизни, людских судеб и достатка. Пятница, когда на Руси исконно происходили базарные дни, считалась днем Макоши.
Подол – низинный квартал в Киеве на берегу Днепра, где находились ремесленные посады и торговые площади.
Суложь – жена.
Поляне – восточнославянское племя, обитавшее по берегам Днепра, с центром в Киеве.