Ведьма княгини - Страница 40


К оглавлению

40

– Понять-то понял. А те старейшины, каких ранее присылали, они что? И впрямь так плохи?

Ольга про себя отметила, что о гибели древлянских послов он еще не знает. Копырев-то конец в стороне от самой Горы находится, весть туда еще не дошла. Да и ее люди распускают слух, что княгиня отправила древлянских старейшин на житье в свой град Вышгород.

– Ты сам старых послов оценивать будешь, а, Малыга? Или, может, лучше пойдешь коня себе выбирать? Только хорошего бери, какой послу моему под стать будет.

Мысль приобрести просто так коня волновала Малыгу больше всего иного. Но все же, уже от порога, он решился спросить: дескать, весть ходит в Киеве, что черное колдовство идет от древлян, а это страшно. Мало ли что в пути случится?

– Потому и выбрала тебя, пень древлянский! – даже ножкой топнула княгиня. – Ты ведь древлянин, тебя то колдовство их не коснется. Неужели не ясно?

Когда обряженный в добротный кафтан и гордо восседающий на крепком кауром коне Малыга миновал последние заставы Киева, Ольга отправилась на капище Перуна. Перун считался покровителем русского воинства и особо покровителем князей. Женщин он как будто не больно жаловал, но ведь Ольга по сути и была сейчас князем. И она велела отвести к волхвам на капище сильного круторогого вола на заклание божеству, чтобы умилостивили, чтобы доволен был Громовержец. Одно тревожило Ольгу: Перун не может не знать, что помимо него ведьма княгини богатые жертвы отдает и темной силе. Ну да как одаривает темного, так и помогает ей, Ольге. И Ольга подняла глаза на изваяние Перуна: высокий столб с красивой резьбой, посеребренное навершие которого лишь символично изображало человеческие черты. Только усы у изваяния были выполнены мастерски: длинные и извивающиеся, они почти достигали подножия и были щедро покрыты позолотой.

– Я обращаюсь к тебе, Перун! Я – княгиня Руси! И прошу, чтобы ты таковой и оставил меня. Ибо я сейчас лучший правитель, моя власть ведет к объединению земель, к укреплению того, что сделал так почитавший тебя мой названный отец Олег Вещий и продолжил мой муж князь Игорь. Я обращаюсь к тебе, Громовержец, и прошу помочь отомстить за мужа, отомстить жестоко и страшно, и каждая моя победа будет посвящена тебе, великий воитель небес! И никто не окажет тебе такого почета, как я.

Она долго пробыла на капище, сама следила, как убивали ее жертвенного вола, как ловко и умело волхвы полоснули его по сильному горлу, как спокойно и медленно рухнул на колени вол, будто уснул. Это было добрым знаком – Перун принял жертву без недовольства, он прислушался к речам женщины-правительницы. Потом Ольга наблюдала, как щедро волхвы окропили кровью жертвенного животного изваяние Перуна. Ей позволили на это смотреть, ибо Ольга была не просто женщина. Она была сейчас сама власть, и от власти она не желала отказываться!

На другой день в Киев прибыл из северной Руси посланец княгини волхв Искусеви. Да не один, а с ее старшим сыном Глебом, которого, по сути, умыкнул из Новгорода, дабы тамошние не пытались объявить слабосильного старшего сына Ольги своим правителем. Ольга выслала за ним Искусеви, едва пришла весть о казни Игоря, и велела привезти Глеба во что бы то ни стало. Пусть же теперь новгородцы шумят, что им не впервой князей Руси дарить, но пошумят да разойдутся, а у нее предполагаемый князь в Вышгороде отсидится.

Ольга взглянула на Глеба – и горько на душе сделалось. Разве о таком наследнике мечтали они с Игорем, когда Глеб только родился? Слабый, подверженный чужому влиянию, а хуже всего, полностью подчинившийся окружавшим его христианам. Глеб вел жизнь тихую и неприметную, все более радея о душе, чем о власти, для которой был рожден.

Рядом с цветущей матерью Глеб смотрелся увядшим и старым. Чародейскую воду он не принимал, ратными ученьями себя не обременял, худ был, уныл лицом. А ведь Ольга помнила, какой он был маленьким – ясноглазый и разумненький. И она еще пуще обозлилась на почитателей чуждого Руси Христа, превративших ее сына в такого покорного и тихого раззяву…

– В Вышгород тебя отошлю, сыне, – сказала Ольга Глебу как-то устало и равнодушно. – Там сейчас спокойно, люди там надежные.

– Как прикажете, матушка.

Вот всегда в нем это – как прикажете… Разве так князю пристало отвечать? Вон Святослав уже и сейчас норов выказывает, годков ему совсем мало, а ведь сокол растет. И именно для Святослава хочет сохранить киевский стол Ольга, вся надежда у нее на него.

Отправив Глеба подальше с глаз, Ольга приказала привезти в Киев Святослава. И уже в первый же день по приезде маленький князь перевернул с ног на голову весь терем на Горе. Бегал, носился, от нянек прятался, волхва Косту с ног сбил на лестнице, так что тот расшибся в кровь, да еще на кухне козьи каташки швырнул в котел с дружинной похлебкой, пришлось все наново готовить. И если еще год назад Святослав и не говорил толком, то теперь болтал без умолку, донимая всех кучей вопросов: почему птицы летают и не падают, почему Днепр разлился и не входит в берега, и куда это светлый Даждьбог солнышко от людей спрятал, а еще почему в каменном тереме матушки пахнет не так, как в Вышгороде с его бревенчатыми стенами и подклетями. Причем для мальца разговаривал он на диво хорошо, а еще отчего-то среди всех выделил ведьму Малфриду и стащил у нее какую-то мерзкую лапку засушенную, так что Малфриде пришлось гоняться за княжичем по всем заборолам, пока не отняла. Но она как будто и не сильно осерчала на него, смеялась, дурачилась с ним.

40