Ведьма княгини - Страница 81

Вопреки собственному ожиданию Маланич не был зол на ослушника Мокея. Да, если бы он выполнил его волю… Все бы было иначе. Волхв понимал этого дерзкого парня. Он ведь сам некогда выбился из низов, сам хотел возвыситься. Но у него был дар чародейства, а у Мокея такового не было. Зато у него имелись смелость и дерзость, ум и сила, привлекавшие к нему людей. И еще смекалка, позволившая сообразить, чем ему грозит замысел волхва Маланича. Теперь же он вернулся. Да не один, а с собственной ратью. Теперь и гнев верховного служителя ему был не страшен.

Маланич это уже понял. Что ж, у каждого свой удел. Но толковых и расторопных он все равно ценил. Поэтому, когда Мокей вдовий сын соскочил с коня и низко поклонился сперва князю, а затем и верховному волхву… Причем последнему осмелился улыбнуться своей красивой дерзкой улыбкой, рывком откинул густые русые волосы за плечи («Бабам такой нравится», – опять отметил про себя Маланич), кудесник вполне милостиво поглядел на него. А выслушав его полную веры речь, что-де они отстоят родные края от находников, волхв даже подмигнул рьяному парню. Дескать, понимаю тебя. Возвыситься захотел. Ну что ж, у нас найдется для тебя работенка, погоняешь молодецкую кровушку, когда будешь сдерживать отряды русичей, пока мы займемся чем надо…

Мокея кажущееся радушие обманутого им волхва, наоборот, насторожило. Он понимал, что пока он во главе собранных им людей, пока в силе, волхв не будет ему вредить. А потом… Но сейчас никому не ясно, что будет потом. Для себя Мокей только решил, что он не даст себе пропасть, как ощипанному куренку. Если дело у них выгорит, если они покажут Руси, что могут бороться, он возвысится. А если нет… Мокей не забыл еще, как ужаснулся, поняв, что подле жестокосердной Ольги находится его враг, ведьма Малфрида. А с другой стороны Маланич. Но была не была. Как говорится, кто хорошо начал, тот сделал половину. Просто ему надо быть всегда настороже.

Вот он и был внимателен и напряжен, когда они с князем Малом и его окружением обсуждали, как будут сражаться. Маланич вроде ни во что не вмешивался, даже когда Мокей дал понять, что теперь он главный воевода древлянских войск. Он, ну и еще один старый воин, верно служивший в Искоростене и тоже выдвинутый теперь Малом в главы воинства. И когда Мал велел выдать своим новым воеводам из кладовой по отменной кольчуге хазарской работы, Мокей ощутил настоящую гордость. На старого воеводу из града посмотрел едва ли не с насмешкой. Пусть уж этот служит при князе, как и ранее служил, а вот Мокею сидеть за заборолами (да еще под боком мстительного Маланича) – это все равно, что соколу на насесте томиться. И он выступил вперед, склонился перед князем, потом подбоченился, поправил на голове свою волчью клыкастую накидку.

– Позволь слово молвить, княже. Я ведь в лесах вырос, знаю их как никто, да и наслушался сызмальства рассказов стариков, как они еще от ратей Олега свои чащи обороняли. Поэтому позволь отправиться к дальним тропам, какие от Руси ведут. Там мы им головы поморочим, удержим, пока вы тут град укрепите да все же постараетесь столковаться с волынянами. Вот когда будете готовы со Свенельдом сразиться, мы снова сюда прибудем. Ведь Свенельд войска поведет? – повернулся он туда, где подле Мала стояли ведуны-волхвы в своих светлых одеждах. И когда те согласно кивнули, он только отметил про себя, что со Свенельдом опять Малфрида может явиться. Сглотнул ком в горле, но продолжил громко: – Я им подступы закрою, мои люди их пощиплют, напомнят, что нас не только нежить охраняет. А там… Вот тот же Маланич мудрый говорил мне, что я удачливый, как о двух головах родился.

И не удержался, подмигнул отмалчивавшемуся в стороне кудеснику. Но тот вроде не осерчал, кивнул согласно. Хотя, по мнению Мокея, лучше бы он не замечал его. Ибо он не верил в расположение Маланича. Но именно сейчас Маланич был всем доволен. Особенно тем, что Мокей сам решил уехать. Не нужен ему тут был этот столь смекалистый да наблюдательный ловкач.

Так они и расстались, не сказав друг другу ни слова, только взглядами неласковыми обменялись. Зато князю Мокей успел шепнуть, когда, уже облаченный в хазарскую кольчугу, приходил прощаться:

– Опасался бы ты своего верховного волхва, княже.

Тонкие, едва заметные брови Мала на миг поднялись к светлому меху его шапочки. Князь затеребил русую бородку, размышляя.

– Но и без волхвов нам нельзя. Ты вон, сокол мой, будешь сражаться там, где Перун похозяйничал, а волхвы все одно должны наше чародейство служеньями подкреплять. Таков обычай у древлян. Испокон веков так было. Да и как же без мудрых служителей и главы их? Вон он уже поворожил да сообщил, что рати русичей на подходе.

– Ну, это тебе и мои соглядатаи бы сообщили, – пробурчал Мокей.

Сошел с крыльца, лихо вскочил на так понравившегося ему гнедого. Князь Мал глядел, как его новый воевода проехал, подбоченясь, под бревенчатой аркой широких ворот, как за ним двинулось его разношерстное воинство – лохматые, рогатые, орущие, притопывающие, присвистывающие. Что от таких ждать? Русичи Свенельда вон чаще строем ходили, обучены были, умелы. А эти… Нет, пусть Мал гордился, что столько древлян на его защиту явились, но и на чародеев своих все же не мог не полагаться.

Уже через пару дней пришла добрая весть: такую ловушку-засеку устроил Мокей со своим воинством первому вступившему в лес отряду Свенельда, что полегло русичей немало. В Искоростене волхвы сразу пышное служение Чернобогу устроили: пусть ведает темный покровитель, что каждый убитый ему и Морене посвящен. Потом еще весть о победе: снова разит чужаков хитрый Мокей, заваливает им пути засеками, а как только те растаскивать их принимаются, разят из чащи стрелами, забивают камнями из пращей. Русичи вроде как хотели погонять древлян, но те отходили столь умело, что завлекли отряд Свенельда в топи, почти никто не спасся тогда. И опять ликование и священнодействия провели в Искоростене.