– Вы пришли в лес с оружием и местью, хоробры, но по пути вы уже не раз бывали в селищах древлян, вы общались с их жителями. И разве вы не поняли, что ваш приход они воспринимают не только как завоевание, но и с облегчением?
Он умолк на миг, дав присутствующим подумать о сказанном. Их тут, в крепком срубе, собралось достаточно, кто на скамьях сидел, кто на потемневших от грязи половицах. Варяги, русичи разных племен, бородатые, кто в доспехе, кто в кожаной куртке с бляхами, кто на манер тех же древлян шкуру на плечи накинул – все они являли собой грозную картину, но и какую-то расслабленную в этот миг. Может, потому, что во главе этого воинства стояла женщина, Ольга? Ей одной выделили почетное высокое место и покрыли скамью пушистой шкурой.
Малкиня заговорил:
– Древлянский князь Мал совершил большую оплошность, воззвав к темным богам ради победы. Я не осуждаю его, я сам тогда был напуган и поддался на эту уловку. Но теперь я понимаю – так племя не спасти, а погубить можно. Теперь же нежить схлынула, древляне перестали бояться собственной тени, опять принялись ходить в леса да заниматься своими промыслами, опять их бабы стали рожать детей, а стариков можно хоронить с почетом, а не отдавать зверью и нелюдям на растерзание. Вот поэтому многие древляне и не видят особой беды в вашем приходе. Не все, конечно, многие доверчиво надеются, что их лесные витязи смогут отбиться от Руси, смогут, как встарь, стать отдельным диким племенем, живущим по своим законам, ну да то время уже прошло, теперь только неразумные да рьяные хотят погибнуть ради того, что они называют свободой. Те же, у кого мудрость и совет в селищах, скорее сообразят, что жить-то продолжать надо. И с такими вы вполне сможете сговориться. Конечно, я понимаю, что если вы победите, если погубите князя древлян, то обложите это племя данью пуще прежней. – Он посмотрел туда, где сидела Ольга, и она медленно и согласно кивнула. Ее лицо было сурово и непреклонно. Малкиня негромко вздохнул и продолжил: – Но все же сговориться и решить дело миром вы сможете. Это будет и вам во благо, и древлянам. А как вы с подобным справитесь… тут у кого сколько мудрости.
– На что это ты намекаешь, длиннополый! – резко вскинулся кто-то, но тут встала Ольга и подняла руку, требуя слова.
– В том, что сказал этот ведун, есть своя правда. Поэтому, думаю, стоит попробовать пройтись по окрестным селищам. Проводников сами древляне готовы дать, я с ними разговаривала. Но я никому не возбраняю поступать так, как того от него потребует положение. Где силком, а где и милком вы сможете распространить свою власть. Но одно потребую: как только кроны начнут желтеть, как волхвы объявят время отмечать день матери Макоши – возвращайтесь сюда. А там, – и да помогут нам боги! – и на Искоростень пойдем. Ибо пока мы не убьем Мала Древлянского, у древлян будет за кого сражаться. А я не получу успокоения и не буду считать мужа своего окончательно отмщенным.
При последних ее словах воеводы почтительно опустили головы, но и потом никто не возражал. Тем, кто жаждал войны, княгиня предложила только ее отсрочку, тем, кто хотел обойтись малой кровью, – она давала на это шанс. Даже почтенный боярин Асмунд похвалил ее решение, а к слову первого советника Игоря многие прислушивались.
Потом они долго изучали нарисованную на большом куске телячьей кожи карту, обсуждали, кто куда и с какими силами тронется, кто кого возьмет в проводники, рассматривали пути по рекам и ручьям, где можно было пройти, не заплутав в чаще. Было решено, что часть войска двинется на полуночь хоть до самой Припяти, их возглавит воевода черниговский Претич, а другую рать, которую поведет Свенельд, они направят на полудень вдоль границы, хоть до истока реки Тетерев, а там… будет время, пусть идут далее, а нет, – их тут ждут. Еще немалые силы – в основном из варягов и киевской дружины Асмунда, было решено оставить вместе с Ольгой и маленьким Святославом: как для охраны, так и для вырубки леса в широкую просеку к киевским заставам, чтобы было откуда ждать пополнения и подвозить провиант. На том, чтобы именно Асмунд остался, настоял Свенельд, но да ему и не перечил особо никто. Старый воевода – он хоть опытен, но уже и стар, ему сидеть да лад наводить легче, чем рыскать по чащам.
Только Малкиня знал, отчего Свенельд так старается оставить старого соратника Игоря на месте. На другой день, когда Свенельд выезжал, Малкиня поблагодарил его за эту предосторожность. Нечего христианину развеивать последнее лесное чародейство верой, а заодно изничтожать места, где могут бить источники живой и мертвой воды. Последнее для Свенельда много значило, потому он и верного Стоюна оставил при Ольге, строго-настрого повелев тому оберегать правительницу, а на деле просто удерживая принявшего христианство друга в стороне.
Малкиня сам вызвался быть проводником в отрядах Свенельда. А варяг по-своему даже позаботился о древлянине, велев выдать тому крепкий щит да приказав охранять, если стычка в лесах случится. И все же Малкиня угадал и еще кой-какие мысли варяга, ответил невозмутимо:
– Ты сам не понял еще, Свенельд, что поручил мне заботу о Малфриде. Но не волнуйся, по всем приметам ее срок родить раньше Макошиного дня навряд ли наступит. Ну а что она с ребеночком задумала сделать… Она с собой оберег Кощея таскает, вот и уразумей, за что ей темный колдун такой силы оберег дал.
Свенельда передернуло от отвращения. И что ему до того дитяти? Но все же отчего-то считал, что стоит за ней приглядывать. Странная она. Странная и страшная. Но он все же женой ее назвал. Вот и нужно было, чтобы кто-то присмотрел за ведьмой. Лучше Малкини на эту роль никто не подходил. Ну да до Макошиного дня так до Макошиного.